Они говорят: «Я прошел двадцать две тысячи шагов». Цифра — вот его трофей, добыча, зафиксированная на циферблате умных часов. Она весома, объективна и удобна для сравнения. Двадцать две тысячи — это много. Это почти подвиг в бетонных джунглях.
Но шаг — это не единица измерения. Это история. Это договор между телом, волей и землей.
Двадцать две тысячи шагов по городу — это монотонная сага о прямых углах. Это ритмичный стук по асфальту, предсказуемый, как метроном. Светится экран телефона, мелькают витрины, встречаются и расходятся потоки людей. Ноги отбивают дробь, но разум спит, укачанный плоскостью и повторением. Это путь-ритуал, путь-привычка. Ты преодолеваешь расстояние, но не обязательно себя.
Те же двадцать две тысячи в горах — это эпос. Это не шаги, это поступки. Каждый из них — отдельное решение, маленькая победа или принятое поражение. Нога ищет опору не на ровной плитке, а на скользком камне. Здесь нет автоматизма. Здесь есть только мысль: «Куда поставить ногу? Выдержит ли эта ветка?». Легкие горят не от монотонности, а от жгучего, чистого воздуха и усилия. Мышцы говорят с тобой на языке боли и упругой радости.
Ты не идешь — ты карабкаешься. Ты вслушиваешься в скрип сучьев и шепот ветра. Ты ощущаешь вес собственного тела как единственную и самую главную данность бытия. Здесь каждый шаг — это встреча. Встреча с крутизной. С высотой. С собственным страхом и внезапно открывающейся откуда-то из глубин души силой. Эти шаги не считают, их — проживают.
И жизнь… жизнь ведь такая же арифметика обмана. «Ему пятьдесят, и мне пятьдесят». Будто бы одинаковое количество оборотов вокруг солнца.
Но один прожил свои пятьдесят тысяч дней «по асфальту». Дни ровные, предсказуемые, с минимальным трением. Проснулся, кофе, офис, новости, сон. Годы скользят, как бусины на нитке, гладкие и почти неотличимые друг от друга. Пройдено большое расстояние, но ландшафт души остался плоским.
А другой свой путь, свою ту же квоту из пятидесяти лет, прошел «в горах». Его дни были не шагами, а восхождениями, срывами, палатками на краю пропасти и видами с таких вершин, от которых захватывало дух. Он терял путь и находил себя. Его дни были разными: некоторые — легкими и солнечными, как тропа по альпийскому лугу, другие — темными и каменистыми, где каждый час давался ценой невероятных усилий. Он падал, стирал руки в кровь, плакал от усталости и восторга.
Их счетчик лет показывает одну и ту же цифру. Но плотность прожитого — разная. Один прошел свой путь, измерив его линейкой расстояния. Другой — альтиметром глубины и высоты.
Не в количестве шагов дело. А в их качестве. В том, насколько каждый из них заставил тебя проснуться, почувствовать жизнь под ногами и внутри себя. Прошел ли ты свои двадцать две тысячи, или ты их выстрадал, выдохнул, вытерпел и вымолвил с тихой благодарностью на вершине.
Потому что в горах не спрашивают: «Как далеко ты прошёл?». Там спрашивают: «На какую высоту ты поднялся?». И по тому, какая усталость живёт в твоих мышцах — созидательная, горная, или унылая, равнинная, — ты и сам понимаешь ответ.
